Когда человеку кажется, что всё идёт наперекосяк, в его жизнь пытается войти нечто чудесное. (Далай-Лама)

«И жили они долго и счастливо...» (классическаяконцовка большинства народных сказок)
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдетобиженный!» (Аркадий и Борис Стругацкие, «Пикник на обочине»)

Квентин Ламос, проф. истории и социологии. «Забытые мифы и сказки кельтов»
Изд. 2040 г., Нью-Йорк.

И все-таки Том не мог отделаться от мысли: как может эта штука лететь, даже без крыльев? Даже у самолетов крылья есть, так ведь? Чудеса прог-ре-са, так сказал однажды его отец. Сам Том ничего чудесного в этом не находил. Штука, похожая на голову цапли, порождала в нем ощущения болезненного гнета, лихорадочного видения, неправдоподобно реальной параноидальной иллюзии. Чудесами здесь и не пахло. Нет, сэр.
Штука тем временем медленно и неотвратимо надвигалась на кукурузное поле Норвью. Вскоре она, словно Левиафан (а это слово
Том знал и очень гордился этим: в Библии так называлось огромное дьявольское чудовище), накроет своей необъятной тенью маленького мальчика, лежащего на сломанных стеблях кукурузы. И было в этом что-то тревожное. Такое же чувство бывает, когда тебе кажется, что все это происходило раньше. Как это называется? Как-то по-французски.
- Том, негодный мальчишка! – голос отца, такой далекий, что, кажется, будто он летит не сквозь пространство, а сквозь время. –
Почему ты до сих пор не почистил стойло?
А и правда, почему он до сих пор не занялся делами? Наверное, потому, что ждать приближения летающей штуки гораздо интереснее. И важнее? Да, пожалуй, важнее, но не для отца Тома, а для него самого. Хоть непонятная штука в небе немного пугала его, он все равно наблюдал за ее шествием по воздуху и ждал, сам не зная чего. Потому что это было что-то новое, а новое всегда волей-неволей привлекает. И пугает – напомнил себе Том. Да, сэр, и пугает тоже.
Тень огромного воздухоплавающего монстра жадно поглощала стебель за стеблем, пока не легла на вихор светлых волос, который
Том, как ни старался, никогда не мог пригладить. Но это было не важно. Может быть, когда-то это и было важно, но не теперь. Тень опустилась на его загорелую (а на носу – даже обгорелую) кожу. Полный штиль. Цапля. Левиафан. Но и это теперь не важно, потому что мир изменился. Потому что отныне существует лишь тень, воздухоплавающая машина-цапля и мальчик по имени Томас Норвью.
Казалось, тень выполняла роль мостика, соединявшего величайшее достижение науки с величайшим чудом вселенной. Том явственно ощущал, как тень ползет вниз по подбородку и еще дальше. Как штука, похожая на голову цапли, медленно плыла по небу, так и Том медленно, в некоторой степени даже лениво размышлял: в чем правда? Вот вроде цапля-машина летит над мальчиком. Но что, если все на самом деле не так? Как быть, если это он на самом деле сейчас плывет по небу… Но над кем? На кого он отбрасывает свою тень?
- Глупости все это. – Пробурчал он.
Тень тем временем скользила все дальше и дальше, а потом в глаза Тому ударил свет яркого летнего калифорнийского солнца. Он
недовольно зажмурился, а когда открыл глаза… его не стало. Хотя это было верно лишь наполовину. Не стало мальчика по имени Томас Норвью, но остался цепеллин “LZ-ORG-01” – чудо современной науки. Идеальное соединение разума с механизмом; мотор равномерно и бодро гудит, и может показаться, словно это бьется сердце двенадцатилетнего мальчика.
А далеко в небе люди, отправившие цепеллин в полет, негромко переговаривались в рубке управления.
- Хэнк, «мертвая зона» позади?
- Да, капитан. Работа двигателя стабилизировалась.
- Интересно, отчего так?
- Говорят, они помнят что-то из своей прошлой жизни. Это как ностальгия.
- Ностальгия у органо-механизма? Больше похоже на бред сумасшедшего, чем на правду.
Хэнк, старший помощник капитана, не ответил. По его мнению, бредом сумасшедшего был факт использования одушевленного механизма. Но, как любят говорить бездушные ублюдки, гордо именующие себя учеными, прогресс – неотъемлемый жизненный процесс. Но зачастую весьма болезненный.
Ноябрь, 2014.